Оркестр Вагнера

Оркестр Вагнера представляет собой одно из величайших завоеваний в музыкальном искусстве XIX века. Прирожденный симфонист, Вагнер чрезвычайно расширил и обогатил выразительные и изобразительные возможности оркестра, звучность которого отличается поразительной красотой, богатством красок, тембровым разнообразием и бархатной мягкостью, даже в самых оглушительных fortissimo. Оркестр в музыкальных драмах Вагнера намного превосходит состав обычного в то время оперного оркестра, особенно за счет увеличения медной духовой группы. Наибольший состав оркестра -- в «Кольце нибелунга», что соответствует грандиозному замыслу тетралогии; Вагнер использует здесь четверной состав оркестра, вводит квартет специально сконструированных туб (получивших название «вагнеровских туб»), басовую трубу, контрабасовый тромбон, восемь валторн, шесть арф, соответственно увеличивает струнную группу. Каждая из групп этого небывалого по своему составу оперного оркестра составляет как бы самостоятельный, внутренний «оркестр в оркестре», достаточно обширный по диапазону и богатый выразительными возможностями, которыми широко, разнообразно и мастерски пользуется Вагнер. Обычно тот или иной лейтмотив получает определенную, более или менее постоянную тембровую окраску, всегда связанную с драматической функцией этого лейтмотива и с данной конкретной драматической ситуацией. Таким образом, оркестровая звучность является активным элементом в музыкально-драматическом целом. «Парсифаль». Байрейтская постановка «Кольца нибелунга» принесла Вагнеру большое удовлетворение. Получив собственный театр, он принялся за новую творческую работу: это было последнее произведение Вагнера, драма-мистерия «Парсифаль», представляющая собой в идейном отношении итог реакционного идейного перерождения Вагнера. «Парсифаль» впервые был подавлен в Байрейте в 1882 году, причем Вагнер в своем завещании запретил постановку «Парсифаля» в течение тридцати лет после его смерти, где бы то ни было, за исключением Байрейтского театра, единственно достойного, по мнению Вагнера, прикоснуться к этой «святыне». Вот проявление антидемократизма Вагнера последних лет его жизни! Бетховен говорил, что он пишет музыку для страждущего человечества, Чайковский писал, что он хотел бы, чтобы его музыка все больше распространялась и доставляла бы отраду все большему количеству людей, сам Вагнер в молодости мечтал о всенародном искусстве, а теперь он не позволил нигде в мире, кроме Байрейта, ставить свое последнее произведение.

Идея «Парсифаля» может быть сформулирована как нравственное самосовершенствование человека, познавшего мудрость через христианское сострадание. Такая идея отвечала мировоззрению композитора данного периода, отразившемуся и в его литературных работах начала 80-х годов. Например, в статье «Искусство и религия» (1880) Вагнер утверждает, что лишь в соприкосновении с религией музыка может стать подлинным искусством, что музыка -- единственное искусство, соответствующее христианству. И это писал тот Вагнер, который тридцать один год назад беспощадно разоблачил христианство в брошюре «Искусство и революция»!

Апология христианства получила свое художественное выражение в «Парсифале», являющемся по существу не столько оперой, сколько христианской мистерией, перенесенной на сцену театра, насквозь пронизанной мистикой и религиозной символикой. Конечно, и здесь огромное дарование и мастерство не покидают Вагнера: такие сцены, как ансамбль цветочных дев, музыка «чар страстной пятницы», вступление к опере и многое другое, поражают яркостью музыкальных образов, мелодической насыщенностью, тонкостью и богатством гармонии и оркестрового колорита.

После байрейтской постановки «Парсифаля» Вагнер уехал на отдых в Венецию, где и умер 13 февраля 1883 года.